Десять лет – достаточный срок для того, чтобы сполна оценить ту степень утраты, которую понесла русская культура с уходом Михаила Александровича Ульянова – актёра, режиссёра, писателя, известного общественного деятеля, интеллигента.Имел он и единоличный почётный титул «Суперзвезда».
А ещё носил звание заслуженного деятеля культуры Польской Народной республики, Почётного гражданина Омской области и города Тары. Редко кто обладал таким числом наград и званий и ещё более редко кто так точно им соответствовал.
В самом деле, возьмём театр. В своём родном Вахтанговском Михаил Александрович переиграл множество известных исторических личностей – Иосифа Сталина, Марка Антония, Гая Юлия Цезаря, Ричарда III, Наполеона Бонапарта, Сергея Кирова, Понтия Пилата и, само собой, однофамильца –Владимира Ульянова-Ленина. Но ещё больше – вымышленных персонажей в таких знаковых пьесах, как «Варшавская мелодия», «Принцесса Турандот», «Конармия», «И дольше века длится день».
Всего на его счету более полусотни спектаклей. Став в 1987 году художественным руководителем Вахтанговского театра, Ульянов занимал этот многотрудный пост до конца жизни – 20 лет.
Примечательна та программа, которую Михаил Александрович представил коллективу после добровольного ухода главного режиссёра Евгения Симонова. Новый худрук Вахтанговки пообещал: а) привлекать в театр крупных режиссёров и драматургов; б) будут ставится только талантливые пьесы; в) сам художественный руководитель никогда не займётся режиссурой, так как, по его мнению, настоящим постановочным даром не обладает; г) обязуется не сокращать труппу, ибо главную свою задачу видит в том, чтобы «сохранить для страны Вахтанговский театр, не дать коллективу распасться на группки». С таким «манифестом», прямо скажем, никогда ранее ни один худрук не приходил ни в один из русских театров.
Не меньших успехов добился актёр и в кинематографе. Диапазон его ролей здесь поистине впечатляющ – от жёстких руководителей, сильных и волевых людей до трусливых «стукачей» и исписавшихся драматургов.
За создание образа председателя Трубникова в одноимённом фильме Ульянов получает Ленинскую премию. В фильме «Братья Карамазовы» играет центральную роль Дмитрия и с Кириллом Лавровым доснимает эту ленту вместо умершего кинорежиссёра Ивана Пырьева. (Картина выдвигалась академиками США на соискание премии «Оскар», как лучшая иностранная работа. Событие большой редкости на ту пору). Сам актёр пишет сценарий и сам же снимает фильм «Самый последний день». Более двух десятков раз – случай уникальный в нашем кинематографе – играет в разных фильмах выдающегося военачальника Жукова, будучи «утверждённым» на эту роль самим Георгием Константиновичем! «Вживание» в образ «Маршала Победы» у Ульянова оказалось настолько естественным и точным, что никто из режиссёров не рисковал более приглашать других артистов на эту роль в продолжение десятилетий.
Поразительно, однако, но Сталина в кино играли многие загримированные актёры. Ленина в гриме – ещё больше воплощали на экране и на театральных подмостках. А Ульянов 22 раза был в кино бесподобным Жуковым, остался непревзойдённым и ни разу при этом не прибегнул к изменению внешности! (Кстати, он и образ Ленина в своём театре создавал, не гримируясь).
Даже если бы артист ничего более не сыграл в отечественном кино, а только Маршала Жукова, то и тогда бы он остался навсегда в памяти благодарных зрителей.
Слава Богу, на счету Ульянова свыше семидесяти картин. Даже перечислить их всех невозможно. Вспомните великолепный эпизод из фильма «Бег», где Ульянов (генерал Чарнота) режется в карты с Евстигнеевым (проходимец Корзухин). Сцена блестяща, уникальна по величайшему мастерству экранного перевоплощения актёров. Не зря же её во всех спецвузах рассматривают, как эталонную, как образец высокой, органической сыгранности партнёров, их умения самоотверженно дополнять друг друга.
Помимо напряжённой работы в театре и кино (актёр практически ни в том, ни в другом случае не знал простоев и был, что называется, нарасхват), Ульянов исполнял ещё одну роль – советского общественного деятеля. Прежде всего, разумеется, в собственном театре, который полагал, и не без основания, вторым домом. Здесь он как тот вол, тянул огромную арбу тяжёлых и многотрудных обязанностей главного хлопотуна-вахтанговца. Разумеется, в театре хорошо работали дирекция, профсоюзная, партийная и даже комсомольская организации, кто бы спорил. Но только в трудных ситуациях все они, как по команде, обращались за помощью к Михаилу Александровичу. Знали: если не решит проблему он, то уже никто её не решит. Это как в той американской пословице: «Добрым словом и револьвером 45 калибра всегда добьешься большего, чем только добрым словом». «Калибр» общественника Ульянова был не просто велик – огромен. Даже и не знаю, с кем из известных советских актёров его в этом смысле можно сравнивать. Да, пожалуй, что он единственный был такой заслуженный и влиятельный. Многократно избирался секретарём правления Союза кинематографистов СССР, членом комиссии по Ленинским премиям, депутатом разных уровней, вплоть до народного депутата СССР. Коммунист с 1951 года, он являлся членом Центральной ревизионной комиссии ЦК КПСС, затем и членом ЦК КПСС.
Это такие головокружительные высоты в государственной и партийной иерархии тех времён, на которые, в самом деле, никто из его коллег никогда не взбирался. И поэтому вполне естественно, что именно Ульянова в 1986 году избрали председателем правления Союза театральных деятелей РСФСР. Когда в 1991 году образовался Союза театральных деятелей Росси, Михаил Александрович и его возглавил. Сразу же добился высоких государственных пособий для пожилых актёров театра и кино. По его инициативе была учреждена театральная премия «Золотая маска», давно уже ставшая главной профессиональной наградой страны. С 1996 года и до самой смерти Ульянов был Почётным Председателем Союза театральных деятелей, академиком Национальной академии кинематографических искусств и наук России.
Благодаря именно общественной работе я когда-то и познакомился с выдающимся актёром. Было это в 1978 году.
Тогда мы, активисты Всесоюзного театрального общества решили отметить 65-ю годовщину Вахтанговского коллектива. Официально театром он стал лишь в 1926 году. Но студия, возглавляемая Евгением Багратионовичем Вахтанговым появилась как раз в год начала Первой мировой войны. Дата, что называется, была проходная, и поэтому актёры труппы отнеслись к ней безо всякого интереса. Никто из известных вахтанговцев, даже безотказный Василий Лановой, не пожелал с нами сотрудничать. Худрук Евгений Симонов так и вовсе удивился: откуда, дескать, вы выкопали такое событие? И тогда директор Дома актёра имени Яблочкиной легендарный Александр Эскин связался со своим другом Ульяновым. Опуская бесчисленные подробности, замечу, что в итоге мы провели великолепный вахтанговский вечер, на котором присутствовали все звёзды – Н. Гриценко, Ю. Борисова, Л. Максакова, Ю. Яковлев, В. Лановой, В. Шалевич… Выступали Е. Симонов и М. Ульянов. И вообще тогда состоялся предметный, заинтересованный разговор о животворной роли студий в развитии отечественного театра. А в 2001 году мы отмечали 100-летний юбилей многолетнего руководителя Дома актёров Эскина. И лучшим выступлением на том памятном вечере были проникновенные воспоминания о друге Михаила Ульянова.
…Михаил Александрович обладал врождённым ораторским даром. Помноженным на необыкновенное трудолюбие, на профессиональное умение «держать» аудиторию.
Он был величайшим, неподражаемым мастером комплексного воздействия, как на многочисленные залы, так и на отдельного человека. За долгие годы знакомства с Ульяновым (первый мой материал о нём вышел летом 1980 года) я много раз слушал его выступления на различных встречах, собраниях, активах, съездах. Правда, после так называемых «нулевых годов» он стал тяжеловат на подъем, неохотно откликался на просьбы об интервью, не мельтешил на телевидении. (Однажды сказал мне по телефону: «Дорогой мой двойной тёзка, о чём я буду с тобой говорить? Ведь уже всё сказано»). За пару лет до смерти он вообще отказывался от всяких сьёмок. А в те годы, о которых я сейчас вспоминаю, редко какое значимое культурное событие в стране обходилось без участия Ульянова. И что удивительно, он всегда и везде выступал без бумажки, но так, что поневоле закрадывалась мысль: все речи артист заучивает наизусть. Не думаю, чтобы так было на самом деле. Хотя точно знаю, что к любому своему появлению на публике актёр готовился загодя, долго и тщательно. Он вообще постоянно делал какие-то записи. Из них потом и книги появлялись. Всего их на счету Михаила Александровича пять: «Моя профессия», «Работаю актёром», «Возвращаясь к самому себе», «Приворотное зелье», «Реальность и мечта».
…Была у нас с Ульяновым и особая любовь – не любовь, но привязанность точно к Львовскому академическому драматическому театру имени Марии Заньковецкой. Со многими актёрами того коллектива – Бодюлом Ступкой, Виталиком Розстальным, Фёдей Стрыгуном, Ларисой Кадыровой, с главным режиссёром Володей Данченко, главным художником Мироном Киприяном я сдружился ещё будучи на курсантской скамье. А Михаил Александрович именно благодаря заньковчанам стал актёром. Ведь до пятнадцати лет он понятия не имел, что такое сцена. А однажды случайно зашёл в детскую студию при драмтеатре имени Заньковецкой, который был эвакуирован в Тару. Там такие же подростки, как он читали стихи. «И я как-то постепенно, потихоньку, помаленьку увлёкся театром. Если честно, то во многом потому, что не было в Таре во время войны ничего другого. Руководитель студии Евгений Просветов что-то такое рассмотрел во мне. Посоветовал ехать в Омск и поступать в студию при областном театре. Даже написал письмо руководителю Омского театра Лине Самборской. Вот так львовяне и определили мою судьбу». Театр Вахтангова поэтому всегда поддерживал активные творческие контакты со Львовским драматическим до самой смерти Ульянова. К примеру, в пьесе А. Корнейчука «Память сердца», которая шла в обоих театрах, происходил даже обмен актёрами. С Данченко и Ступкой Михаил Александрович дружил по-настоящему. Когда режиссёр и актёр перешли в киевский театр имени И. Франко, дружба эта продолжилась.
Не припомню случая, чтобы Ульянов не посетил гастроли своих украинских побратимов даже в те годы, когда уже сам считался театральным маршалом.
С неописуемым удовольствием я всегда наблюдал за Ульяновым, принимавшим участие в фуршетах после спектаклей моих земляков. Куда и девались его осторожность и даже некоторая замкнутость. Такого весельчака в редкой компании можно было встретить. И мне всякий раз на ум приходила мысль: всё же зря на себя наговаривает Ульянов…
А всё дело в том, что однажды Михаил Александрович обронил в нашей беседе: «Если быть до конца откровенным, то по натуре я всё-таки – солдат, а не командир. Иной вопрос, что меня всю жизнь обстоятельства подвигали командовать людьми, брать на себя и решать их проблемы, которые, честно говоря, не редко были мне в тягость. Но вот воловья привычка тянуть ярмо, невзирая ни на что, сделала из меня то, что сделала. Я ведь не хотел взваливать на себя и театр, как не желал потом возглавлять и всё театральное сообщество. И в партийные, советские органы никогда бы по своей воле не сунулся. Однако, меня вызывали, убеждали, настоятельно советовали, и я уступал». В другой раз откровения Ульянова меня ещё больше удивили. Разговор был на ходу, и точно его мне не удалось зафиксировать. А смысл признания Михаила Александровича заключался в том, что в профессии он - всего лишь хороший ремесленник, которому временами удаётся добиваться каких-то определённых успехов. Его Бог, к сожалению, не поцеловал в темечко, как тех же Колю Гриценко, Юру Яковлева или Кешу Смоктуновского. Им всякая игра, что в театре, что в кино, играючи и легко даётся. Ему же всегда приходится вкалывать над каждой ролью, как папе Карло.
Грешен, я тогда подумал: наверное, актёр слегка рисуется, кокетничает, что для людей его профессии – нормальное явление. В каждом артисте много женского: хочется нравиться, хочется аплодисментов...
А некоторое время спустя прочитал воспоминания режиссёра Сергея Соловьёва, и многое в биографии Ульянова предстало для меня совсем в ином отсвете: «Рассказываю всё Ульянову. Жду, когда он начнёт меня обнимать, целовать и кричать: „Как здорово!“ И тут ангельский, добрейший, тишайший Михаил Александрович сказал голосом Трубникова из „Председателя“: „Выкинь всё из головы, не будет этого никогда. Ты понял?“ — „Чего не будет никогда?“ Я даже и в голову не мог взять, в чём дело. „Никогда Кеша не будет играть трубача в этом фильме. Никогда. Ни за что. Или Кеша, или я“. — „Что такое? Почему? Что случилось?“ — „Как что случилось?! Я восемь месяцев горбатился над этим Булычовым! (Речь о фильме «Егор Булычов и другие» - М.З.). Сколько здоровья, сил положил! Я шёл в картину к неизвестному режиссёру и не знал вообще, что из этого получится! Я всем рисковал! Теперь на два дня приедет Кеша, выйдет, улыбнётся — и ничего нет!“ — „Как ничего нет?“ — „Никаких моих трудов! Нет!“ — „Как, Михаил Александрович? Наоборот! Мы извлечём искру! Масса на массу! Плюс на минус!“ — „Ничего подобного! То, что я тебе говорю, то и есть на самом деле. Приедет Кеша, улыбнётся, дунет в трубу — и меня нет!“ — „Я ж видел материал! Вы видели материал! Да вы что? Там такие тонкости! Обертоны!“ — „Я тебе в третий раз говорю: приедет Кеша, ухмыльнётся, дунет в трубу — и меня нет! На хрена мне это надо!“ И я понимаю, что это катастрофа. На меня двинулись с двух сторон по одноколейке два бронепоезда, а я стою на рельсах. И никакой возможности уговорить Ульянова нет. Он стоит белый, губа трясётся, руки трясутся: „Я сниматься не пойду! Если ты сейчас же не отменишь всё это, я одеваюсь, ухожу, и никогда в жизни мы больше не встретимся!“ – „Михаил Александрович, вы извините, может, я чего-то недодумал…“ – „Звони ему немедленно! Говори, что он не будет сниматься. Я даже обсуждать не хочу!“ Стало ясно: всё кончено. Меня просто раздавят, сомнут, рёбра в крошево, лёгкие погнут – и режиссёра Соловьёва больше нет. А Смоктуновский потом звонил, но я не брал трубку, скрывался. Конечно, это было позорище! Враньё! Ужас! Словами не передать. Но на трупе Кеши я выиграл дружбу с Ульяновым».
Не сомневаюсь, что и вы теперь поняли: не всё так просто было в жизни этого с виду уверенного в себе человека. Вона какие шекспировские страсти-сомнения одолевали Ульянова!
А ведь за его плечами уже тогда был Трубников и Ленинская премия за него, Карамазов, Чарнота. Дважды Ленина и четырежды Жукова уже он сыграл в кино. Театральная Москва валом на него валила. Но, поди ж ты, даже и не подумал «скрестить экранные шпаги» со Смоктуновским, которому и предназначалась-то роль трубача – даже не второго, а третьего плана. (В итоге она досталась Льву Дурову – М.З.). И всё потому, что, будучи великим мастером экрана и сцены, он, как никто другой, понимал: соревноваться придётся с гением.
Примечательны в этом смысле воспоминания бывшего министра культуры РФ М. Швыдкого: «В Ульянове счастливо сочеталось выдающееся актёрское дарование и общественная жилка. Ещё раз повторю, считаю это главным в нём – он был хрупким, рефлексирующим, лирическим, звенящим, совершенно замечательно, потрясающе читал русскую лирику, – но гениально играл полководцев-победителей! Великий артист, всех обманул».
Вот уж воистину – чистая правда! Мало кто знает, какой же непростой, а порой и драматичной была личная жизнь Ульянова. Однако он никогда не скулил, не ныл по поводу своих собственных многочисленных бед и невзгод. Наоборот всегда находил в себе мужество преодолевать их. Ещё в Щукинском училище Миша полюбил Нину Нехлопоченко. А она накануне ЗАГСа ушла к оркестранту Боре Н. Несколько лет страдал и тосковал отвергнутый жених, пока случайно не увидел известную в то время красавицу актрису Аллу Парфаньяк. И дал ей зарок: «Ты будешь моей!» Правда, вокруг девушки роились певцы Леонид Утесов, Александр Вертинский, Марк Бернес, драматург Алексей Арбузов и, поговаривают, даже сам товарищ Берия. То есть, шансов у сухопарого выпускника Щукинки и молодого артиста Вахтанговки было ровно ноль. Тем более, что, в конце концов, красавицу на сьёмках фильма «Небесный тихоход» перехватил главный персонаж – лётчик майор Булочкин в исполнении тогдашнего супер-актёра Николая Крючкова. Прожили они вместе недолго. Крючков узнал о её романе с Бернесом, благородно оставил квартиру жене и их сыну Николаю, а сам ушёл в общежитие. И лишь когда роман с Бернесом сошел на нет, Парфаньяк ответила, наконец, взаимностью Ульянову, приведя его ещё до свадьбы в свою квартиру со смежными комнатами. Так они и ютились вшестером: молодожены, сын Аллы, родившаяся дочка Лена, мама актрисы и домработница. Лишь спустя несколько лет, когда имя Ульянова загремело на всю страну, его семье выделили квартиру в центре города. Семейная жизнь вроде бы стала налаживаться, как грянула большая беда. Сразу же после рождения дочери глава семьи запил, что называется, по-чёрному. Оправдывал себя старым, как мир доводом: дескать, работа в театре постоянно требует снятия стресса. От этой пагубной привычки страдали все, но, наверное, больше других – Алла Петровна. Однажды, распахнув окно, она встала на подоконник восьмого этажа и прокричала не вяжущему лыка мужу: «Выбирай - или водка, или я!» В её глазах и голосе было столько не наигранной решимости, что Михаил Александрович вмиг протрезвел. Поклялся, что завяжет. И слово сдержал. В одной из своих книг написал: «Алла вытащила меня из омута в тот момент, когда я уже пускал пузыри и почти перестал за себя бороться. Многие тогда махнули на меня рукой, мол, пропал парень. И действительно, настал трагический край - меня выгнали из театра за развеселую жизнь. Но тут Алла подняла на ноги товарищей и заставила их просить за меня».
Большой, практически неразрешимой проблемой для семьи оказался и пасынок Михаила Александровича – Николай, не зря прозванный Перекати-Коля. Рос строптивым и неуживчивым. Закончив школу, первым делом поспешил отделиться от матери и звездного отчима в кооперативную квартиру, которую ему вскладчину купили все родственники. Отношения с родным отцом – Крючковым – тоже были хуже некуда. «Сын – моя беда и боль, – жаловалась подругам Парфаньяк. – Даже и не знаю, что с ним делать». Парень с юности стал агрессивным... диссидентом. Поливал грязью не только страну, в которой родился, вырос, но и «оглуплённых, недалёких слуг режима» – отца с отчимом. Перепробовал много профессий: ассистент режиссера, сторож, слесарь, дежурный в больнице. Выпрашивал деньги у матери, водил домой проституток и упивался «Голосом Америки». Когда выслали Солженицына, написал заявление, чтобы и его лишили гражданства. Николая поставили на учет в психушке. В конце 80-х он нелегально уехал в Германию. Там его посадили в тюрьму. Уже после смерти Ульянова следы его пасынка затерялись в Америке...
А вот дочь – Елена – всегда была отрадой сердца для Михаила Александровича. Хотела стать актрисой. Только отец запретил ей об этом даже думать.
И девушка выучилась на художника-графика. Долгое время работала в газете «Аргументы и факты». Теперь – президент благотворительного фонда имени своего отца. Тихо, без надрывного пафоса помогает пожилым советским актёрам кино и театра. Была замужем за журналистом Сергеем Марковым. У них появилась дочь. Назвали её в честь матери дедушки – Елизаветой. У внучки оказался врождённый порок сердца. Не находивший себе места Ульянов обратился к Горбачёву с просьбой «дать добро» на операцию за границей. Лизоньку вылечили. Она родила двойняшек – Игоря и Анастасию, которых дедушка успел увидеть перед самой смертью…
Ещё в середине 90-х у Михаила Александровича диагностировали болезнь Паркинсона. С годами «букет» болячек всё увеличивался. Дошло и до рака. Летом 2006 года Ульянов отдыхал в Кинешме. Там с ним случился тяжёлый приступ. На вертолёте МЧС, высланном по личному приказу Сергея Шойгу, актёра доставили в госпиталь и прооперировали. Понимая, что его состояние катастрофическое, Ульянов попытался освободить должность художественного руководителя родного театра. Увы, достойной альтернативы не нашлось. Его попросили остаться до конца театрального сезона. В который раз покладистый Ульянов согласился. Весной 2007 года объявил: «Прощаюсь с театром навсегда». И через неделю скончался.
Из моих бесед с Михаилом Александровичем Ульяновым
«Практически всё, что хотел, я сыграл. Не получилась у меня роль Харламова в фильме «Белорусский вокзал». Хотя и пробовался. На Гришку Распутина тоже пробовался и дальше не пошло. В «Ночном дозоре» предлагали роль Светлого мага – сам отказался».
«А ты спроси Шалевича, как он выступал против меня. Но когда я стал худруком, хоть пальцем его тронул? То-то же. Всегда надо быть выше любых, особенно театральных, дрязг».
«Нет, не люблю я пересматривать свои картины. Мучительно мне их смотреть, особенно старые. Сейчас я ни за что бы не играл так, как тогда. Меняется мир и меняется моё восприятие мира. Всё меняется. А наше дело – театр, кино – жестоко. Даже малая задержка для театра – это смерть. Поэтому так мало для него значит уход отдельных, пусть даже выдающихся актёров. Мавр сделал своё дело – мавр может уйти».
«Да, это ты обязательно запиши. На первом месте у человека должна быть совесть. На втором – тоже совесть. И лишь на третьем месте – обязательно совесть».
Михаил Захарчук
Специально для Столетия
***Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».
Posted by НКО "Канадская служба новостей"
Комментариев нет :
Отправить комментарий