После прихода к власти в 2016 году действующий президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев сделал ставку на развитие туризма. Для привлечения иностранцев в Узбекистане отменили визовый режим для большинства западных стран, началось активное строительство отелей и инфраструктуры, местных жителей призвали открывать в своих домах гестхаусы. Главный акцент был сделан на исторический туризм, поэтому визитной карточкой страны-наследницы государства Тимуридов стали древние города Шелкового пути — Хива, Бухара, Самарканд. Специальный корреспондент RFI побывал в Самарканде и узнал, в чем массовый туризм помог городу, а в чем, напротив, представляет угрозу.
Узбекистан переживает в последние годы туристический бум. Если в 2016 году страну за год посетили 2,2 млн иностранных туристов, то в последний допандемийный год в Узбекистане побывали уже 6,7 млн иностранцев. А в 2023 году власти надеются превзойти допандемийные показатели и рассчитывают, что по итогам года число туристов превысит семь млн человек. Главным бенефициаром и, наоборот, пострадавшим от такой политики стал Самарканд. Строительный бум существенно повлиял на исторический облик одного из древнейших городов Центральной Азии.
На перекрестке Шелкового пути
«За прошлый год мы приняли почти два миллиона зарубежных туристов и более пяти миллионов местных, — рассказывает заместитель хокима (главы региона) по туризму в Самаркандской области Рустам Кобилов. — У нас два высоких сезона — весной и осенью. Много туристов прибывает в апреле, мае и начале июня, а потом в сентябре и октябре — это у нас "золотой сезон" и день города 18 октября. У нас 156 отелей, более 300 гостевых домов, новый международный аэропорт построен в прошлом году. 112 рейсов в неделю прилетает. Раньше была только одна государственная авиакомпания, а сейчас еще три частных летает — в Стамбул, Дубай, Тель-Авив и во многие города».
Рано утром с Северного вокзала Ташкента отправляется скоростной фирменный поезд Talgo, испанского производства. В Узбекистане он работает под брендом «Афросиаб», названным так по имени легендарного царя Турана и древнего городища, с которого начинался Самарканд. Поезд заполнен местными жителями и иностранными туристами, направляющимися в главные туристические центры страны — Самарканд и Бухару. Чуть больше чем за два часа поезд доезжает до той самой горы Афросиаб, древнего городища, на месте которого сейчас археологический музей и мавзолей первого президента страны, уроженца Самарканда Ислама Каримова.
«Город расположен в долине реки Зеравшан, на перекрестке Великого шелкового пути, к нему всегда проявляли интерес представители разных народов: торговцы, путешественники, переселенцы, поэтому он является одним из самых многонациональных городов нашей страны, тут проживали узбеки, таджики, иранцы, евреи, — проводит мне экскурсию местный студент-филолог Ислам. — Здесь в одном квартале — мечеть, синагога, православная церковь и даже католический костел. Во время Великой Отечественной войны большое количество людей были эвакуированы в Самарканд. У меня есть даже друзья-немцы, корейцы, азербайджанцы, армяне».
С Исламом мы встретились на площади Регистан, в самой «открыточной» части города. Приехавших освещать президентские выборы западных журналистов в Узбекистане буквально круглосуточно сопровождают так называемые «волонтеры» — сотрудники государственных организаций, задача которых показать «лучшую сторону» жизни открывающейся миру авторитарной восточной страны. Ислама, студента местного Института иностранных языков, «мобилизовали» для общения с прессой за его владение французским языком.
«Франция всегда занимала первое место по количеству туристов, приезжающих в Узбекистан, среди стран Европы. Французский я полюбил с детства, благодаря отцу, — рассказывает про себя мой гид. — Мой папа, Исохон Ниязов, преподаватель французского языка, перевел пословицы и поговорки узбекского народа на французский и опубликовал во Франции книгу и статью в журнале. У нас с самого моего детства в доме было большое количество французских друзей. И я, когда был еще малышом, должен был "удивлять" французов, говоря им "bonjour", "comment allez-vous" и тому подобное».
В сентябре Ислам планирует поехать во Францию на учебу в рамках программы «Эразмус». А пока он практикует французский, показывая иностранным гостям свой родной Самарканд: «женой Амира Тимура в конце XV века была здесь возведена площадь. Вокруг площади потомками Амира Тимура были построены три медресе — средневековые университеты, а по центру находился караван-сарай — постоялый двор для торговых караванов. Тут проводились праздники, работал базар».
Сиабский базар — один из крупнейших и старейших во всей Центральной Азии — существует до сих пор. Его верхняя часть ориентирована на иностранцев, там местные жители на всех языках готовы предложить курагу, изюм, орехи и горячие хлебные лепешки из тандыра. В будний день в середине июля покупателей немного. В нижней части рынка торгует сухофруктами двоюродный брат Ислама Тимур. «Мой дедушка продавал сухие фрукты здесь и мой дядя принял его дело. Продолжение работы своего отца является тоже святым для нас. Если бы папа не увлекся французским языком, может быть, я тоже сидел бы здесь и продавал сухие фрукты», — рассказывает Ислам, не скрывая гордость за то, что избежал такой участи.
«Мы узнали, что такое мир»
«У нас в области уже почти пять миллионов население и каждый год растет. Мы стоим на перекрестке всех дорог — с севера и востока, из Ташкента в Андижан и Ферганскую долину, в Нукус — это влияет на развитие нашей инфраструктуры. Всем выгодно здесь вести торговлю, развивать бизнес. У нас развивается строительная отрасль, медицина, образование, — объясняет региональную специфику замхокима Рустам Кобилов.
Ответственный за развитие туризма Кобилов весь день встречает и провожает иностранных гостей. Мы встречаемся с ним в одном из новых роскошных отелей на Университетском бульваре, бывшем бульваре имени Горького, переименованном после развала Советского Союза. Местные власти застроили улицу новыми отелями и университетскими корпусами, что и дало бульвару новое название. «Много зарубежных вузов и филиалов открывается в Самарканде, например, Корейский технологический университет, Международный технологический университет. У нас 13 вузов, почти 60 тысяч студентов», — перечисляет Кобилов.
Бесчисленные новые отели, которые не прекращают возводить в Самарканде без клиентов не простаивают. «Во время "золотого сезона" не будет свободных мест, — уверяет замхокима Кобилов. — У нас сейчас набирает популярность так называемый "бизнес-туризм". В прошлом году проходил Саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Мы тогда приняли 14 президентов. В мае этого года был Саммит ЕБРР (Европейский банк развития и реконструкции). В октябре пройдет 25-й юбилейный Саммит Всемирного туристского Конгресса ООН. Раньше этого не было — все проводилось в Ташкенте».
Однако туризм пока не стал для Самарканда основным источником доходов. «У нас есть промышленное производство — три автозавода; легкая промышленность — трикотаж, который мы экспортируем в Россию и в другие страны; и третья [статья доходов] — это фрукты и сухофрукты — арбузы, абрикосы, яблоки. В Самарканде очень много у нас на базарах сельскохозяйственных продуктов. И поскольку у нас тут рядом граница с Таджикистаном, а там это все очень дорого стоит, то приезжают к нам. А также активно развивается медицинский туризм. Также из Таджикистана к нам приезжают пациенты на лечение».
«[Мирзиёев] для нас много чего изменил, — рассказывает житель Самарканда Борис. — Я вырос здесь, учился, а сейчас в Европе работаю уже шесть лет. Мы раньше не знали, что такое Европа и что такое другие страны, работали только в России. А сейчас кто — в Канаде, кто — в Америке, кто — в Южной Корее. Вот я сам лично в Европе работаю. После того, как его выбрали, мы поднялись, мы узнали, что такое мир. Мы ездили раньше в Москву, чтобы [европейскую] визу сделать. По 5–6 тысяч евро только на эту визу тратили, и то нас "кидали". А сейчас у нас и посольства, и визовый центр. Красота у нас, посмотрите!
— А кем вы в Европе работаете?
— Мясником, по профессии. Я профессионал в этой сфере, у меня колбасный цех. Как заработаю денег, хочу открыть здесь, в Самарканде, минизавод колбасный.
— Но в Европе вы работаете, потому что там все равно зарплаты выше, уровень жизни выше?
— Да. Но, смотрите, если сравнивать с Россией — у нас здесь уже 500 долларов зарплата, если ты разнорабочий. И теперь нам нет смысла ехать в Россию, деньги на жилье там тратить, чтобы столько же зарабатывать. Раньше, три-четыре года назад на наших улицах не так много было машин, а сейчас — пробки как в Москве. Это означает, что уровень доходов у населения повысился».
«Они думают, туристы приезжают смотреть на их евроремонт»
Однако строительные инициативы властей нередко критикуют в экспертном сообществе из-за уничтожения памятников культурного наследия. Ради отелей и другой туристической инфраструктуры сносят старые районы, ведут строительство без оглядки на исторический облик города, утверждают эксперты.
В 2001 году исторический центр Самарканда был включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. На сайте организации отмечается, что в перечень охраняемых объектов попали памятники старого города и здания XIX и XX веков, «построенные русскими в европейском стиле». Эти здания возводились по плану генерал-губернатора Константина фон Кауфмана 150 лет назад, после завоевания Самарканда царской Россией. Во время президентства Ислама Каримова исторические здания в старой и европейской частях города стали уничтожаться, тенденция продолжилась уже и при новой власти, из-за чего город едва не лишился охраняемого статуса в 2019 году.
«Почему-то они говорят: "мы развиваем туризм", и думают, что туристы приезжают смотреть на их "евроремонт", на их натяжные потолки пластмассовые, — возмущается узбекский кинодокументалист и фотограф Умида Ахмедова. — Почему-то итальянцам в голову не приходит достроить Колизей, а эти достроили Мечеть Биби-Ханым. Это полуразрушенное здание, которое еще при строительстве разрушилось (архитектурный памятник 1399–1404 годов, здания мечети были в значительной степени отреставрированы в годы независимости Узбекистана — RFI). А они взяли и достроили! И кричат, что надо развивать туризм».
Нынешнее руководство стремится представить Узбекистан как открытую для туристов страну. При этом зачастую историческая целостность города приносится в жертву бизнес-интересам застройщиков или просто не рассматривается властями как ценность, сожалеют эксперты.
«Снос — это самый больной момент, это то, что мы знаем, что на поверхности. О Самарканде говорить можно бесконечно. Несколько лет назад — дом Бенькова — был такой сильнейший художник, жил в Самарканде, много писал городские дворики, оставил значительный след в развитии Узбекистана (там много было таких художников. Это была большая школа во главе с Павлом Беньковым и Александром Волковым, как мы смеемся — релоканты 20-х годов ХХ века). И вот его дом-музей, Дом Бенькова, кто-то купил и вырыл котлован прямо в этом дворике. И была опасность, что этот дом тоже уничтожат. Правда, самаркандцы тогда подняли шум», — вспоминает Ахмедова.
«Раньше была такая проблема, — признает заместитель хокима Рустам Кобилов. — Но 100% это остановилось. Это было в 2016–17 годах. И это здание стоит. Хотите, пойдем, и я вам покажу? Так что это старые фотографии, а сейчас такого нет. Ну, есть такие люди, которые ищут только повод. Но вообще работа блогеров и журналистов очень много информации нам дает. Мы, например, не можем каждую улицу обходить, не можем видеть. А они знают и сразу пишут нам или в своих соцсетях. Тогда мы идем и все изучаем, наводим порядок и благодарим, что такие люди есть и информацию дают нам».
Однако, несмотря на заверения чиновников о том, что ситуация с застройкой города находится теперь под строгим контролем, несколько месяцев назад, в апреле 2023 года самаркандские общественники опубликовали открытое письмо, в котором просят президента и правительство принять срочные меры против нерегулируемого строительства. «Новое строительство ведется без изучения археологического наследия выбранного места. Перемещение местной малой социальной инфраструктуры в удаленные части города, имплантация в старый город университетских корпусов и громоздких многоэтажных домов противоречит целям устойчивого развития», — говорится в письме.
Все строительство в Самарканде должно согласовываться с комиссией ЮНЕСКО. «Но есть такая тонкая вещь, — объясняет Рустам Кобилов. — Например, это здание отеля находится в "буферной зоне", это не историческая зона». При этом, по словам чиновника, архитектурный надзор все равно ведется. «Сейчас в Генпрокуратуре открылся отдел, который охраняет культурное наследие, и [отслеживает] противозаконное строительство. Управление культурного наследия контролирует высотность и дает предписания удалять все нарушения. Этого очень много сейчас. И уже три-четыре года назад у нас открылся архитектурный совет. Если кто хочет строить дом, он подает проект, они смотрят на месте, можно ли строить или нельзя. И с ЮНЕСКО мы тоже тесно работаем, недавно открыли офис ЮНЕСКО в Самарканде. Поэтому сейчас очень стабильная ситуация», — уверяет Кобилов.
Авторы письма призывают включить Самарканд в список наследия ЮНЕСКО, находящегося под угрозой. «Объективно, уже мало что осталось от "Самарканда — перекрестка культур". Скорость работы бульдозерного ковша и автокрана в музее-заповеднике просто ужасает. [...] Необходимо внести Самарканд в Список Всемирного наследия, находящегося под угрозой, согласно статье 11 (пункт 4) Конвенции. Узбекистан и международное сообщество должны доказать, что способны защитить "выдающуюся универсальную ценность", а не эксплуатировать брэнд "Самарканд" и все, что с ним ассоциируется, самым лицемерным образом».
«Город сужается как шагреневая кожа»
«Самарканд первым принял на себя удар, — говорит фотограф Умида Ахмедова. — Я-то помню Самарканд моей далекой юности. Это было другое место. Да, реставрация шла. Этот ансамбль Регистан — там один из минаретов в начале 20-х годов отреставрировали. Но тогда реставрация была более щадящей. Люди приезжают посмотреть восточной город, а они сделали бульвар и закрыли живой квартал забором. Это я вам говорю такие вещи, которые стоят на поверхности. Архитектурного контроля нет. Я часто бываю в Дании и почему-то такого там не вижу. Там люди даже у себя во дворике сарайчик не могут перестроить, как бы дорого ни стоил их дом. А здесь сами люди ломают и строят как бы "современные дома". Я понимаю, тебя может не устроить, как строили деды, но какой-то архитектурный контроль должен быть?»
При этом житель Самарканда Борис, вернувшийся из Европы на время отпуска в Узбекистан, переменами в родном городе доволен. «Все улучшилось у нас. Сравните 2015 год и 2020-й. У нас когда были такие асфальт, цветы? Не были никогда! Когда у нас были такие машины, которые моют дороги? Не было у нас никогда такого. А сейчас реально по махалле ездят мусоровозы — чисто, нет мусора. Где раньше были такие мусорные баки? Нигде не были. Где раньше были эти ППС? А сейчас ходят по городу. Он [Мирзиёев] был в этом городе три года хокимом с 2001 по 2003 годы. Какая чистота была в то время и порядок! Для нас, для Самарканда, все он делает. Я здесь не был четыре года, сейчас приехал и не узнаю город».
В том, что город все сложнее становится узнать, документалист Умида Ахмедова как раз и видит главную проблему. «Я помню, когда снимала курсовой фильм, это было в 1980-е годы, и человек рассказывал, про свой дом, которому 150 лет, — вспоминает Умида. — Городской дом — это история города, это неотъемлемая его часть, которая объясняет, как люди жили, какие у них были приспособления, почему они так строили, понимаете? Вот в Бухаре, например, есть дома с огромными потолками, а рядом — дома с низкими потолками. Потому что это зимний и летний дом. Так люди подстраивались под климатические условия по своей возможности. А теперь на их месте двухэтажные дома или четырехэтажные поставили. Тем самым они "форматируют" нашу память. А город сужается как шагреневая кожа».
Студент-филолог Ислам уже и не знает, как выглядел Самарканд до всех реконструкций последних трех десятилетий независимого Узбекистана. «Мне 24 года, и мне сложно оценивать его изменения, но это мой родной город, — пожимает плечами Ислам. — Я помню, когда я учился в школе, город был намного меньше, чем сейчас, был таким, можно сказать, маленьким, самобытным. Сегодня — это почти город-миллионник, площадь увеличивается, быстрыми темпами развивается туризм. В нашей махалле, где я живу, до 2016 года была всего лишь одна гостиница, а сейчас — целых пять. И это помогает людям двигаться дальше. Я всегда чувствовал себя комфортно. Каждый вечер мы с семьей выходим погулять по площади Регистан и по бульвару. Вы видели, там такие 100-летние чинары? Когда я уезжаю в Ташкент на несколько дней, а потом возвращаюсь, захватывает такое ощущение любви родного города».
Некоммерческое сообщество журналистов
Комментариев нет :
Отправить комментарий