«Черная изба»: магический реализм из Новосибирска


Заглядываем в книгу Анны Лунёвой и Наталии Колмаковой, открывающую серию региональной отечественной прозы, затеянную издательством МИФ.
Этой весной издательство МИФ совместно с сервисом Livelib запустило серию книг «Читаем Россию». Идея этого благородного начинания проста: издавать современную реалистическую (или почти реалистическую) прозу от авторов, живущих в том регионе нашей страны, о котором они пишут — ну или хотя бы хорошо с ним знакомых. Причем сколько у автора литературных орденов — совершенно неважно; среди первых издаваемых книг есть как роман о жизни на Курилах «Потерял слепой дуду» Александра Григоренко (не раз попадавшего на радары литпремий), так и дебютный магический реализм из Новосибирска, написанный Анной Лунёвой и Наталией Колмаковой. В него-то мы и предлагаем заглянуть.

Семнадцатилетняя Катя из Барнаула мечтает учиться в консерватории в Новосибирске, но проваливает экзамен. Чтобы не возвращаться домой, Катя наобум поступает в аграрный колледж. Певицей там, конечно, не стать — зато выделяют комнату в общежитии. Только вот соседка Леночка ведет себя странно: пропадает посреди учебного года и через два месяца возвращается совсем другой, замыкается в себе. Однажды она решает довериться Кате и рассказать, что же произошло в глухой сибирской деревне в ночь зимнего солнцестояния...

Предлагаем прочитать фрагмент этой истории.

Черная изба. Анна Лунёва, Наталия Колмакова. — Москва : МИФ, 2024. — 544 с.
2

Утром двадцать девятого августа Катя ехала в колледж на задней площадке переполненного автобуса, зажав огромный баул между трясущимися коленками. Сумка вышла не такая уж и тяжелая: одеяло, подушка и немного посуды, но к ней прилагался еще большой рюкзак, набитый одеждой по сезону. Тетради и постельное белье планировалось купить на месте.

«Зимнюю одежду заберешь как-нибудь на выходных, когда навестить приедешь, — как бы невзначай сказала мама, помогая Кате собирать вещи. — Тут недалеко, всего сто километров». Катя хотела спросить, как это за месяц с небольшим расстояние от Барнаула до Новосибирска сократилось от «дура ты набитая, Катька, в такую даль поперлась, это кошмар, немедленно едем забирать документы» до «всего каких-то там сто километров», но промолчала. Она догадывалась, что мама и так чувствует себя виноватой. Билеты на междугородний автобус взяли еще неделю назад, но вечером перед отъездом мама неловким, извиняющимся тоном сообщила, что сдала свой.

«Понимаешь, у меня работа в ночь… Выходной не дали… Я тебе денег на такси переведу! Выйдешь из автобуса — сразу иди на стойку информации, там закажешь машину. К бомбилам не подходи — они тебя облапошат. Поняла? Запомнила? На стойку информации!»

Катя слушала и кивала. Она знала, что дело не в выходном. Макс за лето окончательно отбился от рук. Поначалу матери удавалось держать его в узде угрозами («В сентябре будешь ходить в школу с бабушкой за ручку») и обещаниями («Хорошо закончишь девятый класс — купим тебе новый компьютер»), но уже к августу Максу все надоело. Он хамил маме и Кате, хлопал дверью, возвращался домой за полночь, воняя пивом и табаком. Говорить по телефону уходил на балкон, а за пару дней до Катиного отъезда мама, стирая одежду, нашла в его джинсах тугой сверток денег, перетянутых резинкой. Крик стоял на весь дом. Макс сначала отмазывался, говорил — не его, друзья просили передать, потом вызверился, выхватил деньги у мамы из рук и ушел. Всю ночь мама просидела на кухне с телефоном в руках, рыдая. «Позвонить в полицию, Катьк, — беспомощно спрашивала она, — или не надо? Ну ведь всю жизнь парень себе рушит… Катьк, позвонить?» Кате казалось, что она сходит с ума. В полпятого утра в замке повернулся ключ. Макс вошел, стащил кроссовки и бросился на диван, накрывшись одеялом с головой. Мама облегченно выдохнула и снова заплакала, теперь уже беззвучно. Катя пошла спать, малодушно бросив мать наедине с ее горем. Теперь она еще больше радовалась предстоящему отъезду.

На вокзале стало жалко денег на такси, тем более остановка была совсем недалеко. Самым сложным оказалось протащить разбухшую от ватного одеяла царь-сумку сквозь узкую автобусную дверь. Потом пришлось немножко поругаться с билетершей, яростно доказывая, что баул, хоть и занимает весь проход, на самом деле очень маленький и, если ужать его ногами, прекрасно впишется в параметры бесплатного провоза багажа. После демонстрации сжатия тетка презрительно фыркнула и убралась в начало салона. Катя, довольная победой, воткнула наушники в телефон и откинулась на спинку сиденья.

Почему-то она ожидала, что автобус будет пустым, как в июне. Но на каждой остановке заходили парни и девушки, у многих тоже были рюкзаки и баулы. На барахолке в салон набилось столько народу, что билетерша только беспомощно кричала со своего кресла: «Оплачиваем за проезд, передаем, показываем проездные!» — не имея возможности что-то по-настоящему проверить. Наконец автобус прибыл на конечную. Катя, с трудом разогнув ноги, вылезла последней, кое-как протолкнув в дверь сумку. Отошла от остановки и сбросила ее на пыльную пожухлую траву на обочине. Теперь нужно было закинуть рюкзак на плечи и как-нибудь дотащить все это до общежития — длинного двухэтажного здания слева от колледжа.

— Давай помогу!

Чья-то смуглая рука в россыпи темных родинок проворно скользнула мимо и ухватилась за клетчатую ручку. Катя вздрогнула и, тут же ухватившись за вторую, потянула сумку на себя.

— Да ты чего дергаешься? Не украду, не бойся! — захохотала неожиданная помощница. — Тебе ж тяжело, вон сколько набрала! Меня Вика зовут, а тебя?

— Катя…

Она подняла глаза от сумки. Вика оказалась полненькой невысокой девушкой примерно ее возраста. Гладкие черные волосы были заплетены в две толстые косы, небольшие карие глаза приветливо смотрели на Катю.

— Ну тогда пошли, Катя! Ох, ну и сумка! Что у тебя там?

— Посуда.

— Посуда — это правильно, посуда — это хорошо! Мы посуду на машине довезли, еще час назад приехали с мам-папой. Как раз проводила их, и тут автобус… А ты чего одна? Тебя не провожали?

— Не провожали… — Кате стало неловко, и она пыталась сообразить, как объяснить, почему так вышло, но Вика прервала ее размышления новым вопросом.

— А ты сразу хотела поступить сюда? Или были еще варианты?

— Ну… — Катя старалась звучать беспечно. — Я хотела поступить в консерваторию на вокал. Не поступила, вот и пошла сюда.

— Интересный выбор, — опять хохотнула Вика. — Ты у нас певица, значит? А я вот в нархоз поступала. Но у меня средний балл четыре и два, а там надо…

— …Четыре и шесть, — перебила ее Катя, вспомнив о подростках в парке.

— Точно! Так что я и не расстроилась особо, сразу сюда пошла! У моей тетки тут сын учился на тракториста, ну она мне и посоветовала. Не на тракториста, конечно, ха-ха! Я сначала хотела на бухгалтера, но потом подумала, что на ветеринара будет интереснее! Бухгалтеров вон сколько! А ветеринарам, говорят, платят хорошо! А ты на кого поступила?

— Я тоже на ветеринара. — Даже неплохо, что Катя не знала, что здесь учат еще на кого-то, кроме ветеринаров. А то окончательно запуталась бы в приемной комиссии.

— А ты тоже после одиннадцатого? Ну да, раз в консерваторию, это же вроде как институт для музыкантов. Значит, в одной группе будем!

За этими разговорами они успели дойти до общежития.

— Давай, ищи себя в списке! Вахтерше надо группу назвать, — деловито сообщила Вика, ставя сумку на землю и выпрямляясь.

Катя смотрела на список первокурсников, вывешенный на двери. По позвоночнику пробежал противный холодок. Ее фамилии на листе не было. Но почему? Она же подписала эти документы… Вдруг все-таки нужно было сдавать экзамен, а она чего-то не поняла? Пропустила? И теперь она с этой уродской сумкой поедет домой, в Барнаул. Или она не объяснила, что ей нужно общежитие, и теперь — что? Денег снимать ей квартиру в Новосибирске у мамы нет… Господи, ну как так-то, а?

— Ты чего? — Голос Вики донесся до нее как будто издалека.

— Меня тут нет… — растерянно сказала Катя, пробегая список вновь и вновь. — Не понимаю как…

— Так ты куда смотришь? — снова захохотала Вика. — На первый курс? Ты же после одиннадцатого, так? Значит, надо второй курс смотреть! Второкурсницы мы с тобой! Как твоя фамилия?

— Чернова…

— Чернова Екатерина! Вот она ты, сразу после Хорошиловой Елены! А я — вот, в серединке, Ермоленко Виктория! Кать, ну ты чего? Напугалась? Ну ты чего такая бледная? Вот она ты! Не знала, на какой курс поступила, ну ты даешь!

Катя уставилась на коротенький и толстый Викин палец. Он указывал прямо на ее фамилию. Список с заголовком «В-21» был недлинным.

— Да, в двадцать второй народу побольше. Ну, это те, которые в прошлом году после девятого поступили, не теряли два года в школе, — продолжала Вика, рывком открывая тяжелую деревянную дверь, выкрашенную синей краской. — У нас пятнадцать человек… Кать, ты сумку-то бери, не стой! В общежитии из наших всего десять будут жить, а пять — здешние. Всего пятнадцать, а там аж двадцать три! Ну это даже хорошо, да? Значит, преподаватели станут с нами возиться, будет время что-то спросить, если не поймешь.

— Фамилия, номер группы? — Крошечная седая бабушка в махровом халате с розами выскочила из темного коридора и подбежала к вахте.

— Чернова, вэ-двадцать-один! — Бодро отрапортовала за Катю Вика. — А она у нас еще и поет, представляете?

— Это хорошо, — усмехнулась бабушка, делая пометку в толстом растрепанном журнале, — пусть поет. А ты у нас активистка, Ермоленко? Поди, в старосты метишь? Вот здесь, девушка, распишитесь. За сохранность материальных ценностей, за распорядок и за комнату. — Она ткнула в журнал ярко-красным ногтем.

— Каких материальных ценностей? — догадалась поинтересоваться Катя, вспомнив о выговоре, устроенном ей в приемной комиссии.

— Одеяло, подушка, матрас… Ну что еще там… Что окна бить не будешь и на унитаз ногами вставать. — Бабушка поправила очки и недовольно уставилась на Катю. — Как положено!

— Так я одеяло и подушку с собой привезла! — Катя показала вниз, на многострадальную сумку. Та успела разъехаться по шву, и одеяло торчало из прорехи выцветшим голубым уголком.

— Вот и хорошо! Сначала распишешься, потом отнесешь мне на склад все, что не понадобилось, и снова распишешься — за сдачу имущества. Все понятно?

— Понятно, — пожала плечами Катя, ставя подпись в журнале там, где ноготь суровой бабушки выдавил отметину. Ей было непонятно, к чему такие сложности, но и ругаться в первый же день ни с кем не хотелось.
Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции 
Некоммерческое сообщество журналистов

Комментариев нет :