Весь девятнадцатый век и значительную часть двадцатого Иран находился под натиском Российской империи, а затем и СССР, которые брали под контроль его территорию и влияли на его политику. Стремление восстановить суверенитет от посягательств США и Великобритании и противостоять атеистическому Советскому Союзу стало одной из причин Иранской революции 1979 года. И вот теперь из навязчивого великодержавного соседа Россия превратилась в желанного стратегического партнера — впервые с 1979 года Иран разрешил иностранным военным действовать с его территории.
Россия, которая возвращается на Ближний Восток после 25-летнего перерыва, в полной мере осознает, какое важное положение занимает в регионе Иран, одно из самых значимых государств у ее южных границ. Москва готова сотрудничать с Тегераном по широкому спектру двусторонних, региональных и международных вопросов, в том числе по вопросам торговли, энергетики и безопасности. И тем не менее, несмотря на то что у России и Ирана много общих целей и их взаимное сотрудничество выглядит перспективным, отношения остаются пока довольно хрупкими, а политические разногласия требуют внимательного и бережного подхода. Это, между прочим, продемонстрировал и случай с использованием российскими ВКС иранской авиабазы: вылеты оттуда продолжались всего неделю.
Внешнеполитические цели России и Ирана в чем-то совпадают, в чем-то расходятся, в зависимости от конкретных вопросов и обстоятельств. В переговорах по иранской ядерной программе, завершившихся в 2015 г., Москва, несмотря на возникшую конфронтацию с Соединенными Штатами, выступала общим фронтом с Вашингтоном и другими мировыми столицами. В Сирии Россия и Иран выступают как близкие военные союзники, но это не означает, что в этой стране у них одинаковые политические стратегии. Москва и Тегеран преследуют очень разные цели в ближневосточном регионе, но в более широком, евразийском контексте Россия хочет видеть Иран членом Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), политического сообщества незападных стран, которое основанного Китаем и Россией.
Что стоит за политикой России в Иране? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, какие долгосрочные цели и ближайшие задачи ставит перед собой Москва и как они связаны с ее отношениями с другими странами не только в регионе, но и в мире в целом.
Значение Ирана в регионе
Даже после распада Советского Союза Иран и Россия остались непосредственными соседями — через Каспийское море. На южном фланге России, где границы менялись очень часто, а одни государства поглощались другими, Иран всегда оставался постоянной величиной — традиция государственности в Иране насчитывает более 2500 лет и все это время практически не прерывалась. Какой бы режим ни находился у власти в Тегеране, России необходимо поддерживать с ним отношения.
Современный Иран больше не входит ни в российскую, ни в британскую сферу влияния, как это было в XIX веке, и не является младшим союзником США, как в 1950–70-е годы. Сейчас это независимая региональная держава, чье влияние распространяется от Средиземного моря на западе до Афганистана на востоке и от Закавказья на севере до Адена на юге. За несколько десятилетий противостояния Соединенным Штатам, начавшегося в 1979 году, Иран доказал свою устойчивость к внешним воздействиям. И хотя на Ближнем Востоке, населенном преимущественно арабами-суннитами, шиитский Иран с его неарабским населением стоит особняком, в Москве хорошо понимают, что без участия или одобрения Тегерана добиться значимых результатов в регионе будет непросто, а решить многие проблемы невозможно.
Основные вопросы российско-иранских отношений
В целом Россия хотела бы, чтобы Иран был предсказуемым и дружественным Москве соседом. Кремль, возможно, предпочел бы видеть во главе Ирана более прагматичных лидеров, но в принципе он готов сотрудничать с любым тегеранским руководством, лишь бы оно не действовало в ущерб российским интересам.
Идеологически у лидеров России и Ирана не много общего. Иран — исламская теократия, Россия — светское авторитарное государство, в котором Православная церковь традиционно играет роль младшего партнера Кремля. В руководстве и среди населения обеих стран сильны патриотические настроения, память о славном прошлом и стремление вернуть стране былой статус как в глобальном, так и в региональном масштабе. Иран и Россия не слишком доверяют друг другу. Иранцы еще не забыли, как царская Россия присоединяла к своим владениям территории Персидской империи, а СССР пытался создавать народные республики в иранском Азербайджане. В России, в свою очередь, обвиняют персов в непостоянстве и коварстве, хрестоматийным примером чего выступает трагическая судьба русского посольства во главе с А.С. Грибоедовым.
Руководство Исламской Республики Иран (ИРИ) и Российской Федерации крайне негативно относится к политике США, которые наложили санкции на обе страны. Отказ принять американское глобальное доминирование лежит в основе внешнеполитических доктрин, официально принятых в Москве и Тегеране, и пронизывает практические действия РФ и ИРИ на международной арене. Как это делает Россия в глобальном масштабе Иран стремится ограничить американское влияние в своем регионе. И в этом смысле Москву и Тегеран можно назвать стратегическими партнерами — они сообща противостоят мировому порядку, установившемуся после окончания холодной войны.
Развитие связей с Ираном, крупным мусульманским государством, играет важную роль в укреплении представления о России как о стране, доброжелательно относящейся к исламу и открытой для «диалога цивилизаций». Сама концепция «диалога цивилизаций» пользовалась поддержкой бывшего президента Ирана Мохаммада Хатами и последовательно продвигается Кремлем в рамках борьбы за многополярный мир. Есть у этой культурной солидарности и прагматический аспект: Кремль помнит, что Иран не критиковал Россию за военные действия в Чечне, а в 2005 году поддержал предоставление ей статуса наблюдателя в Организации «Исламская конференция» (ОИК, переименованной позже в Организацию исламского сотрудничества).
Сегодняшняя Россия активно стремится наладить экономические связи со странами Ближнего Востока, Северной Африки и Южной Азии по оси север-юг, и здесь Иран как транзитное государство имеет для нее ключевое значение. На трехстороннем саммите в Баку в августе 2016 года президенты России, Ирана и Азербайджана — Владимир Путин, Хасан Рухани и Ильхам Алиев — заявили, что приложат все усилия для создания 7200-километрового преимущественно железнодорожного транспортного коридора, который свяжет три страны. И в самом Иране, с учетом численности его населения и возможностей технологического, образовательного и культурного роста, перед Россией открываются широкие экономические перспективы.
До сих пор, однако, в отношениях двух стран главную роль играла не экономика, а геополитика. Нефть, основной продукт иранского экспорта, не интересна России, а иранцы, в свою очередь, в основном предпочитают российским технологиям более современные западные.
В настоящее время объем российско-иранской торговли невелик — в 2010 и 2011 годах он составлял приблизительно $3,5 млрд, а после того как Россия присоединилась к антииранским санкциям ООН, снизился в 2015 году до $1,2 млрд. Теперь, когда большая часть экономических санкций с Тегерана снята, Москва надеется увеличить экспорт в Иран.
Так, в ожидании ослабления санкций в 2015 году шли разговоры о возможных инвестиционных сделках объемом до $40 млрд долларов. Достичь этого уровня, однако, будет непросто. Москве с ее финансовыми проблемами трудно дать Тегерану большой кредит для стимуляции импорта в Иран российских товаров. Летом 2016 года российское правительство предоставило Ирану два займа на общую сумму 2,2 млрд евро (около $2,5 млрд), что составляет, по-видимому, часть обещанного займа в $5 млрд.
Крупные российские компании изучают возможности сотрудничества с Ираном. После окончания строительства АЭС в Бушере государственная корпорация «Росатом» надеется получить новые иранские заказы на ядерные реакторы. Крупнейшая в России частная нефтяная компания «Лукойл» пытается выйти на иранский нефтегазовый рынок; российская аэрокосмическая отрасль, восстанавливающаяся после глубокого падения, пережитого в постсоветские годы, ищет новые экспортные возможности. Приходится учитывать, однако, что в условиях снятия с ИРИ международных санкций этим компаниям приходится конкурировать с европейскими фирмами, которые возвращаются на иранский рынок.
В вопросах, затрагивающих рынок энергоносителей, то есть там, где Иран способен составить конкуренцию России, Москва демонстрирует дальновидность. От возобновления в 2015 году экспорта иранской нефти в Европу Россия заметно проиграла — сократилась ее доля на рынке, а цены на нефть снизились, — что не помешало Москве активно участвовать в заключении соглашения между группой «5+1» и Тегераном по иранской ядерной программе, по условиям которого с Ирана было снято экспортное эмбарго. В марте 2016 года, когда Иран не внял российским призывам и отказался сокращать добычу нефти, чтобы поддержать уровень цен, Москва с пониманием отнеслась к позиции Тегерана. В сентябре 2016 г. президент Путин заявил, что считает восстановление Ираном досанкционного уровня добычи нефти нормальным. Когда Иран наконец начнет поставлять газ в Европу, на главный рынок сбыта для российского «Газпрома», Москве это не понравится, но, скорее всего, ее реакция будет спокойной. Вместо того чтобы бороться с тем, чего она не в силах предотвратить, Россия ведет себя спокойно и ищет способы минимизировать ущерб своим интересам, одновременно укрепляя отношения с важными для нее партнерами.
Российский военно-промышленный комплекс — один из главных бенефициаров российско-иранских связей. Даже после окончательного снятия экономических санкций Иран не получит доступа к западным военным технологиям и вооружениям. Поэтому для российского экспортера оружия, «Рособоронэкспорта», Иран может стать одним из важнейших рынков сбыта. В начале 2016 года Россия наконец поставила Ирану зенитно-ракетные комплексы С-300 — Москва в 2010 году аннулировала сделку, чтобы оказать давление на Тегеран в процессе переговоров по ядерной программе. Теперь Тегеран рассматривает возможность покупки у России более современной зенитной системы С-400, а Россия заявила, что не видит препятствий для поставки Ирану танков Т-90 и истребителей Су-30.
Не допустить создания ядерного оружия
Россия признает претензии Ирана на роль крупнейшего игрока в ближневосточном регионе, но при этом не хочет, чтобы у Тегерана появилось ядерное оружие. Позиция Москвы по иранской ядерной программе (ИЯП) с самого начала была обусловлена национальными интересами России, и поэтому она не изменилась после 2014 года, когда началась конфронтация между РФ и США. Москва считает, что достигнутое в 2015 году соглашение по ядерной программе Ирана — Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД, JCPOA) — должно соблюдаться. В противном случае России придется иметь дело либо с Ираном, обладающим ядерным оружием, либо с крупномасштабной войной у своих южных границ. Эта перспектива, впрочем, снята не окончательно: некоторые влиятельные лица в Вашингтоне и наиболее радикальные силы в Тегеране выступают против соглашения, так что исполнение СВПД может оказаться под вопросом.
Москве, которая на всем протяжении переговоров по ИЯП с бόльшим, нежели западные участники группы «5+1», пониманием относилась к позиции Тегерана, предстоит сыграть важную роль в реализации программы: в частности, она возьмет на себя переработку отработанного топлива. Если, однако, СВПД даст сбой и отношения между США и Ираном снова обострятся, России придется принимать непростые решения. Она может попробовать сыграть «хорошего полицейского» или выступить посредником между Тегераном и международным сообществом. В любом случае Москва не встанет автоматически на сторону США. Сотрудничество по ИЯП может также испытать влияние российско-американского противостояния. Пока на эту область конфронтация не распространялась, но в случае дальнейшего резкого обострения ситуация может измениться. Как и западные столицы, Москва, кроме того, обеспокоена разработкой Ираном ракетных систем среднего радиуса действия, но в последнее время российские официальные лица публично почти не высказываются по этому вопросу.
Сотрудничество и соперничество в Сирии
Иран — ценный геополитический союзник России во многих регионах, в том числе в Афганистане, Сирии, а также в южных республиках бывшего Советского Союза. В Сирии Иран и связанное с ним движение «Хезболла» поддерживают правительство в Дамаске военной силой и финансовой помощью, в то время как Россия помогает сирийским властям авиацией и артиллерией, предоставляет разведданные, оружие, боевую технику и дипломатическую поддержку. С начала российской военной операции в Сирии в сентябре 2015 года Москва координирует свои действия с Дамаском и Тегераном, а также тесно сотрудничает с дружественными Тегерану иракскими властями. От Ирака и Ирана Россия получила разрешение использовать их воздушное пространство для ударов крылатыми ракетами по сирийской территории.
Необходимо отметить, что такие координация и сотрудничество не ограничивают российской свободы действий. Москва уведомляла Иран и о своем решении использовать войска в Сирии в сентябре 2015 года, и о частичном свертывании воздушной кампании в марте 2016 года, оба раза договариваясь о координации усилий; но эти консультации не были частью процесса совместного принятия решений. В августе 2016 года, когда Россия начала использовать иранскую авиабазу, военное сотрудничество Москвы и Тегерана перешло на новый уровень. Впервые с 1979 года Иран разрешил иностранным военным действовать с его территории. Тем не менее, использование иранского аэродрома российскими ВКС оказалось кратковременным, поскольку даже намек на возможное появление в Иране российской авиабазы вызвал разногласия внутри Ирана: Конституция ИРИ однозначно запрещает размещение в Иране иностранных баз.
В Сирии и Москва, и Тегеран стремятся не допустить падения режима президента Башара Асада и победы исламских экстремистов, однако долгосрочные цели России и Ирана принципиально разнятся. Россия хочет сохранить сирийское государство в том или ином виде, но под управлением дружественного Москве режима, реформированного при активном участии РФ. Цель России, таким образом, не спасение Асада, на которого она имеет ограниченное влияние, и не сохранение власти в Сирии алавитского меньшинства. Прямое военное вмешательство России, предотвратив поражение правительственных сил Сирийской Арабской Республики, одновременно привело к сокращению иранского влияния в Дамаске.
Надо также иметь в виду, что Россия в своей политике учитывает позицию Израиля по вопросам безопасности — причем не только в Сирии. Для Тегерана, который использует «Хезболлу» как орудие геополитического давления на границах еврейского государства, это неприемлемо. Более того, несмотря на де-факто союзнические отношения с Тегераном в Сирии, Москва настаивает на том, чтобы Иран платил полную цену за российское оружие, которое он покупает.
Иранцы, со своей стороны, воюют именно за сохранение режима Асада и жизненно важных путей снабжения базирующейся в Ливане «Хезболлы», а также за укрепление собственного влияния в обжитых районах западной Сирии, то есть на территориях, остающихся под контролем правительства Асада. Иран не сможет обойтись без помощи своих шиитских и алавитских союзников. В то время как Москву в принципе устроил бы компромисс между многочисленными враждующими сирийскими группировками и ключевыми ближневосточными игроками, то Тегерану в Сирии нужна только военная победа. В Иране считают, что Россия не оказывает достаточной поддержки «Хезболле» и другим шиитским силам в Сирии и что она могла бы действовать активнее в ключевых районах боевых действий.
Одна из основных целей военного вмешательства для России — заставить США признать, что она выступает в Сирии в качестве великой державы. В 2015 году министр иностранных дел Сергей Лавров и американский госсекретарь Джон Керри неформально возглавили внутрисирийские переговоры по политическому урегулированию конфликта. В феврале 2016 года при их посредничестве было заключено соглашение о прекращении огня, которое затем было нарушено. В сентябре 2016 года РФ и США подошли к заключению нового соглашения о политическом и военном взаимодействии в Сирии. Такое взаимодействие имеет удачные прецеденты. Так, в 2013 году Москва и Вашингтон достигли — с согласия Дамаска — договоренности об уничтожении сирийского химического оружия, которую удалось реализовать, несмотря на продолжающуюся гражданскую войну.
Тегеран с подозрением наблюдает за развитием российско-американского сотрудничества в Сирии, полагая, что оно может ударить по его интересам. Недоверие проявляют и Соединенные Штаты — уже в том, что касается сотрудничества РФ и ИРИ. Например, Вашингтон отказывается делиться с Россией сведениями о вооруженных силах сирийской оппозиции в том числе и из-за опасений, что эти сведения попадут в руки иранского Корпуса стражей исламской революции. Москва, со своей стороны, тщательно просчитывает потенциальные последствия сближения Ирана со странами Европейского союза после подписания СВПД. При этом, однако, к возможности укрепления контактов между Ираном и США в Москве относятся гораздо более спокойно. В России полагают, что для значимого улучшения американо-иранских отношений существует слишком много препятствий, поэтому считает его маловероятным.
Российско-иранские отношения в других регионах
Иран и Россия являются союзниками в Афганистане с тех пор, как в 1996 году к власти в Кабуле пришло движение «Талибан». Обе страны активно сотрудничали с Соединенными Штатами в военном разгроме «Талибана» в 2001 году. Для Москвы и Тегерана военная операция в Афганистане, которую возглавляют США, — часть усилий по укреплению безопасности в регионе, но одновременно и источник беспокойства. С одной стороны, американские войска в горах Гиндукуш сражаются с экстремистами из «Талибана» и «Аль-Каиды», которые представляют угрозу также для России и Ирана; с другой — благодаря военному присутствию влияние Вашингтона непосредственно у российских и иранских границ заметно увеличилось. Теперь, когда западное военное присутствие в Афганистане последовательно снижается, Ирану и России опять придется тесно сотрудничать, чтобы нестабильный Афганистан не стал угрозой безопасности для обеих стран. Другой источник беспокойства — афганский наркотрафик, для которого Иран и Россия стали не просто транзитными территориями, но и растущими рынками сбыта.
В будущем у Москвы и Тегерана могут появиться поводы для сотрудничества в Средней Азии, если ситуация с безопасностью здесь серьезно ухудшится. У России и Ирана уже есть опыт взаимодействия в бывшей советской республике — в 1997 году Москва и Тегеран объединили усилия для прекращения кровопролитной гражданской войны в персоязычном Таджикистане.
Что касается Закавказья, то здесь Иран наблюдает, не вмешиваясь, за азербайджано-армянским конфликтом вокруг Нагорного Карабаха, предоставив Москве и двум другим сопредседателям Минской группы Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Соединенным Штатам и Франции, выступать в нем посредниками. Во многом благодаря Ирану не имеющая выходов к морю христианская Армения, союзник России по ОДКБ и ЕАЭС, сохраняет жизненно важную транспортную связь с внешним миром.
В то же время по многим вопросам позиции России и Ирана не совпадают. Москва считает «Хезболлу» военно-политической группировкой религиозного толка, с которой хотя и готова иметь дело, но ее силовых акций не одобряет. В Йемене, где с 2014 года идет гражданская война, Тегеран выступает на стороне хуситских племен, а Москва ведет себя более нейтрально. И, что очень важно, Россия не поддерживает иранскую политику в Персидском заливе. Если Иран договаривается с разными шиитскими силами для укрепления своих позиций в регионе в условиях острого соперничества с арабскими суннитскими странами во главе с Саудовской Аравией, то Москва старательно избегает вмешательства в суннито-шиитский конфликт. Отношения с Эр-Риядом имеют для Москвы самостоятельную ценность.
Принцип гибкости
Москва, которая вернулась на Ближний Восток, — это не Москва времен СССР, а принципиально другой игрок. Она не стремится выбирать стороны, чтобы играть за кого-то и против кого-то. Российская Федерация однозначно отстаивает собственные интересы и при этом остается в формате диалога со всеми остальными игроками в регионе. Кратковременным исключением из этого правила была Турция, которая в ноябре 2015 года сбила у сирийско-турецкой границы российский бомбардировщик, что стало причиной резкого ухудшения отношений между Москвой и Анкарой. Отношения оставались напряженными в течение семи месяцев, пока президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган не принес извинения Владимиру Путину. После встречи российского и турецкого президентов в Санкт-Петербурге в августе 2016 года связи между двумя странами стали восстанавливаться. В будущем они могут стать даже более тесными — президент Эрдоган был недоволен тем, как повели себя Соединенные Штаты и Евросоюз во время попытки военного переворота в Турции в июле 2016 года. Таким образом, в целом Россия продолжает проявлять гибкость в ближневосточных делах, оставляя себе свободу маневра в отношениях как с союзниками, так и с оппонентами, за исключением «Исламского государства», «Аль-Каиды» и других джихадистов, которых безоговорочно считает врагами.
Тесные взаимоотношения с Ираном не мешают связям Москвы с Израилем и целым рядом арабских стран, прежде всего со странами Персидского залива. Способность поддерживать близкие отношения одновременно с Тегераном и Тель-Авивом говорит о гибкости внешней политики Москвы, о качестве ее дипломатии и о том, что у российско-иранского сотрудничества есть естественные пределы. Как, по всей видимости, единственный мировой лидер, лично встречавшийся и с высшим руководителем Ирана аятоллой Али Хаменеи, и с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху, Владимир Путин демонстрирует деловой внешнеполитический подход, основанный на политическом прагматизме. Россия меньше Израиля обеспокоена техническими возможностями Ирана и тем, насколько рационально ведет себя его руководство, и в то же время предупреждает об опасностях, которые повлечет за собой израильский превентивный удар по Ирану.
Несмотря на предсказания многих западных аналитиков, России удалось избежать участия в суннито-шиитском конфликте, как в Сирии, так и в районе Персидского залива. Для Москвы формирование коалиции, куда вошли также Багдад, Дамаск и Тегеран, не связано с идеей создания российско-шиитской оси, а обусловлено всего лишь общностью интересов. В Сирии Россия пыталась, пусть пока и не слишком успешно, подвигнуть различные оппозиционные группировки к достижению компромиссного мирного соглашения с Дамаском, что идет вразрез с иранским подходом. В то же время Москва неоднократно заявляла, что политические договоренности в Сирии будут прочными, только если их поддержит Иран, — у многих сирийских суннитов это с трудом укладывается в голове.
Кроме того, Владимир Путин последовательно развивает отношения с президентом Абдулом-Фаттахом ас-Сиси, возглавляющим Египет, самую густонаселенную из арабских стран и при этом по преимуществу суннитскую. У Кремля традиционно близкие отношения с Иорданским Хашимитским Королевством. Главы небольших стран — участниц Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) побывали в 2016 году в России и вели переговоры с президентом Путиным. Дружить со странами ССАГПЗ Москву заставляют экономические интересы, тогда как ситуационным союзником Ирана она стала главным образом из-за своих стратегических целей в Сирии.
В этом контексте труднейшая из задач, стоящих перед Москвой, — поддерживать связи с Ираном и одновременно углублять диалог с Саудовской Аравией. Развивать партнерские отношения с Саудовским королевством, укреплять дружбу с другими богатыми монархиями Персидского залива и в то же время расширять отношения с Ираном может оказаться даже труднее, чем одновременно вести дела с Ираном и Израилем. Россия не собирается выбирать сторону в споре между Ираном и Саудовской Аравией, и поддержка одинаково конструктивных отношений со странами, остро соперничающими в регионе, станет серьезной проверкой политической изобретательности и гибкости российской дипломатии.
После распада Советского Союза и вплоть до украинского кризиса отношения России и Ирана сильно зависели от перепадов в отношениях Москвы и Вашингтона. Под давлением США Россия в прошлом часто шла на односторонние уступки в ущерб своим связям с Ираном. Из-за такого поведения Москва теряла доверие Тегерана, а иранские лидеры с еще большим скептицизмом относились к своим кремлевским коллегам, которым и раньше не очень-то доверяли. С началом украинского кризиса ситуация изменилась: конфронтация Москвы и Вашингтона стала настолько острой и долгосрочной, что исключает возможность подобных маневров. Россия не уклонилась, как опасались многие на Западе, от сотрудничества с Соединенными Штатами в рамках переговоров по иранской ядерной программе, но после подписания СВПД начала продавать Ирану оружие и налаживать военные связи с ним уже без всякой оглядки на реакцию США.
Москва хотела бы видеть Иран в ШОС, которую она с момента ее создания в 2001 году возглавляет месте с Пекином. Расширение ШОС в 2017 году, когда ее членами станут Индия и Пакистан, выгодно России, поскольку уравновесит сильно выросший за последние годы международный вес Китая. Если после снятия санкций, наложенных по решению Совета Безопасности ООН, Иран также станет полноправным членом ШОС, равновесие между континентальными азиатскими партнерами станет еще более устойчивым. Россия с ее исключительно богатым опытом во внешней политике и дипломатии сумела бы извлечь выгоду из такого расклада. Тегеран, однако, в последнее время стал сдержаннее относиться к перспективе своего вступления в ШОС, опасаясь, что может упустить возможности на Западе, в частности в Европе, которая приоткрывает перед ним свои двери.
Заключение
В российско-иранских отношениях пока что явно больше сотрудничества, чем соперничества. Разногласия по таким вопросам, как, например, раздел богатого ресурсами Каспийского моря, выбор стратегии в Сирии или сокращение добычи нефти, регулируются с переменным успехом, но так или иначе разрешаются.
Более существенно то, что российско-иранские отношения строятся на еще довольно хрупком и неустойчивом фундаменте. Экономические связи пока что ограничены и не особенно эффективны. Взаимное доверие на правительственном уровне по большей части отсутствует.
Развитых связей на общественном уровне практически не существует. По мере того как со снятием санкций Иран открывается миру, иранцы все больше смотрят на запад и все меньше на север. Иран вряд ли станет закадычным другом России, и самое большее, на что могут надеяться Москва и Тегеран, — это прагматичные отношения, основанные на интересах, которые определяют лидеры этих стран. Внешнеполитический вес в мире и международные связи России и Ирана несопоставимы, порождая очевидную асимметрию. Если Россия для Ирана — один из двух (наряду с Китаем) важнейших стратегических партнеров, то Иран в списке российских приоритетов занимает гораздо более низкую строчку.
Поводов для ухудшения отношений между Ираном и Россией может возникнуть довольно много — и в ближневосточной геополитике, и при разделе Каспийского моря, и в вопросах экспорта природного газа, даже если ни одна из сторон не будет заинтересована в том, чтобы давить на другую. Пока что Москва и Тегеран нужны друг другу, чтобы решить более широкие задачи, и они понимают, что у этого сотрудничества есть четко очерченные границы, оно лишь смягчает соперничество, но не преодолевает его. С другой стороны, именно благодаря такому ясному пониманию сотрудничество России и Ирана может оказаться жизнеспособным и даже довольно успешным, несмотря на отсутствие глубоких корней, напряженную историю отношений (особенно с иранской точки зрения) и глубокое взаимное недоверие.
Дмитрий Тренин
Дмитрий Тренин, директор Московского Центра Карнеги, является председателем научного совета и руководителем программы «Внешняя политика и безопасность».
Posted by НКО "Канадская служба новостей"
Комментариев нет :
Отправить комментарий